На этой картине раскрывается атмосфера театра абсурда, где фигуры, напоминающие куклы, застыли в позах безмолвных свидетелей невидимого действия. Органика форм столкнулась с фантомной механикой: то ли дети, то ли манекены, эти персонажи словно были вылеплены из воска и сна одновременно. Красные драпировки фона подчеркивают эффект постановки, в которой каждая фигура — не столько участник, сколько призрак пережитых эмоций. Своеобразная пластичность тел и выраженная деформация намекают на зыбкость идентичности — здесь у каждого существа нет четких границ между личностью и объектом. Внутренняя логика композиции противопоставляет статичность и абсурдное движение, симметрию и хаос: рука, отломанная от тела, взгляд, ускользающий сквозь пространство, тени, в которых теряется смысл привычного мира.